Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!

Эти поэтические строки Ф.И.Тютчева хотелось бы взять в качестве эпиграфа к маленькому «эссе», рождающемуся на фоне размышлений о тематической направленности переводных статей и аннотаций литературных произведений, предложенных для «обстоятельных разговоров о том, что вдохновляет».

Веховые, переломные моменты истории всегда происходят на фоне напряженного столкновения старого и нового, конфликта интересов набирающего силу «завтра будет» и теряющего мощь «еще вчера было», а сегодня, сейчас — потрясение, разлом, передел, рушатся привычные представления и извечные ценности, переворачивается мироустройство и нет более готовых, эффективных рецептов. Маяками «сейсмоопасности», как обычно, оказываются неординарные, с тонко организованной психикой и творческим потенциалом, как ни странно, способные прочувствовать и предвосхитить. К таким, с полной уверенностью, можно отнести и Д.Стейнбека и Т. Драйзера и плеяду других выдающихся писателей «западной» культуры, переосмысливших эпохальное, тектоническое смещение парадигмы общечеловеческих ценностей.

Чтобы правильно дать оценку творческим поискам, целого поколения, свидетелей и действующих лиц времен «Великой депрессии», надо понять само это явление. Так и подмывает перейти на выкладку сухих статистических отчетов, графиков, динамики подъемов и спадов роста экономических показателей, но это не прибавит ясности, и не является самоцелью. Взглянуть на это историческое событие глазами простых, живущих эмоциями, страстями, будничными заботами людей, куда как интересней и понятней. Кризис перепроизводства, явление присущее капиталистической формации развития производственных отношений социума, более того, это его неотделимая составляющая, его второе я. Прагматизм, рационализм, эффективность, расчетливость, практическая целесообразность, набор замечательных инструментов и характерных качеств предприимчивости, позволил человечеству открыть неограниченные возможности по созданию материальных благ, достатка. И эти же качества поставили под сомнение обязательность необходимости, практической целесообразности, законов нравственности, присущие человеческому социуму и каждому человеку в отдельности. Быть человечным не выгодно, это обуза. Необходимо сделать маленькое отступление и дать характеристику понятия «человечность» в нашем понимании (автора). Человек — существо коллективистское, это его форма появления и развития, способ выживания и существования, цель и метод, альфа и омега. Если же в этом гармоничном единстве частностей и общности поменять акценты, поставив приоритетом частности, произойдет разрыв общности, с колоссальным, хаотичным выбросом энергии «объединения», но «объединять» она будет вокруг других полюсов — частностей.

И эти неограниченные возможности, развили ускоренную динамику созидательного, на тот момент, капиталистического развития. Капитализм работал эффективно, динамично и безотказно, поглощая все новые и новые неосвоенные ресурсы и территории, новые колонии и протектораты. Под лозунгом продвижения прогресса, зачищались целые континенты от дикарей-аборигенов (в гармонии обитавшие на своих землях), создавались новые способы и технологии освоения природных богатств, ради растущего потребления, ради поддержания и сохранения «приоритета частностей». Но уже, через каких-то триста лет, национальный капитализм столкнулся с себе подобным, в границах и пределах всей планеты. Прагматизм и динамика всепоглощения, давно отбросив нравственность, за ненадобностью, развязали мировую войну. Это первый грандиозный кризис, связанный с невозможностью развиваться за счет, внешних, чужих возможностей и ресурсов. Пауки в банке перегрызлись между собой. И с этих пор созидательная сила капитализма достигла предела, не утратив, однако, исторической динамики развития.

В отсутствие внешних горизонтов развития, многоликий, противоречивый, необузданный капитализм, логично, перенаправил свои возможности внутрь себя. И «Великая депрессия» стала вторым по значимости событием. Ирония «значимости» этого события, математическим языком определяется, как смена знаков плюс на минус, при неизменной динамике, неисчерпаемого потенциала притягательности. Без видимых причин вдруг одномоментно, созидательная мощь капитала, стала с той же силой разрушать все то, что сама же и создавала. Достаток, изобилие, богатство и «просперити», создаваемое руками фермеров и рабочих, по злой иронии, было направлено против них же (смена полярности, увы). Сюжетная линия «Гроздьев гнева», пантеон реалистичных героев произведения, жанровые картины, выписанные художником, с большой правдоподобностью, с, почти репортерской, натуральностью и драматизмом, живой, трепещущий срез, начала трагического этапа жизни не только Соединенных Штатов Америки, как олицетворения авангарда, мирового капитализма, но и во всем мире. Кризис экономики затронул все страны, сколько-нибудь, задействованные в мировом хозяйственно-производственном процессе, а и по причастности, к второй мировой войне, как причине и следствию глобального кризиса капитализма, и итогам этой войны, изменившей облик всего мира.

Художественными средствами, до боли проникновенно, автор, сокрушенно, повествует о разрушении традиционного укладка жизни людей. Возделывание земель, взращивание хлеба насущного, естественное и понятное занятие, замещаемое промышленным аграрным производством, перерождается в производство сверхприбылей, сказочных богатств, на жизненно необходимых человеку потребностях, с присущим капитализму прагматизмом и безапелляционным, «здоровым» цинизмом, при этом сам человек, с его потребностями, становится дешевым, второстепенным средством. Урожай гниет на полях, молоко сливают в канаву, но это не доступно простым людям, для кого собственно и предназначено, все это на фоне массового недоедание, голода, лишений и бедствий по всей стране. Цинизм ситуации в парадоксальном обнищании громадного числа людей, при полном изобилии; процветание-«просперити» оказывается явлением уникально единичным, при тотально-массовом запросе на него; судьба теперь уже «коренных» жителей, все так же дешевле «прогрессивно-цивилизаторских» деклараций. Драматизм фабулы художественного полотна «Гроздья гнева» оказывает сильнейшее эмоциональное воздействие на каждого мыслящего и чувствующего. Общее впечатление трагической безысходности и необратимости, реальных событий кризисных времен, не случайно названых «депрессией», пронизаны болью и горечью. Несмотря на широкий отклик и признание романа благодарным читателем, неоднократные переиздание произведения, несмотря на официальные запреты, автор не смог больше вернуться к этой теме. Не случайно, наверное, один из героев романа, проповедник-иеговист Кейси отказывается от своей миссионерской деятельности, а в дальнейшем берет чужую вину на себя, уж очень по-авторски. Авторская позиция прослеживается не только в сочувствии к обездоленным, но и осознании сопричастности к происходящему. Так находятся объяснения и оправдания всякому преступлению. Том Джоуд совершил убийство, но разве он повинен в этом? Какие обстоятельства подвигли его на это, да и что это за преступление, когда за десятки и сотни умирающих от голода детей никто не понесет ответственности. Вряд ли это можно объяснить рефлексией творчеств. В связи с этим примечателен тот факт, что некоторые программные меры по смягчению последствий и выходу из кризиса предложенные Т.Рузвельтом, впоследствии были признаны «цивилизаторскими» судами не конституционными, читай не «законными», читай бесчеловечность узаконена.

Безысходный, непримиримый узел противоречий. Степень накала градуса противоречий может повышаться стократно и выше, до чудовищных размеров. «Великая депрессия», как отдельная страничка мирового кризиса капитализма, получила свое «окончательное выздоровление» в годы Второй мировой войны и в большей мере за счет военных заказов, за счет войны. Полученная, таким образом «милитаристская вакцина» породила человеконенавистническое чудовище несопоставимо больших размеров. Да и лечится ли «депрессия» «милитаристскими вакцинами», а вот полученная зависимость приобрела гипертрофированную, хроническую форму. Но Стейнбек, писатель, гражданин и патриот Стейнбек, наперекор всему, остается неисправимым идеалистом:… «народ нельзя уничтожить он будет жить всегда».