Во времена кризиса мало кто способен ужиться в условиях непонимания и двусмысленности происходящего. Когда обрушивается экономика — как это случалось в 1929 и 2008 годах — мы всегда хотим знать виновника всех бед, чтобы добиться правосудия.

В последние годы одни искали виновных на Уолл-стрит. Другие предпочитали обвинять правительство, при этом навязывая вероятный вариант решения всех проблем в виде укрепления экономики, уменьшения правительственных полномочий и возврата к конституционным ограничениям.

Великая Депрессия имела куда более серьезные последствия, нежели недавний экономический спад, поэтому тот виток литературы, который уходит своими корнями в кризис начала 20-го века, предполагал далеко не самые толерантные ответы на все экономические вопросы. В свою очередь Джон Стейнбек своим произведением «Гроздья гнева» обращает Депрессию в миф, некое противостояние света и тьмы, в котором самоотверженная бедность противостоит бессердечному богатству.

«Гроздья гнева» это классический пример книги, которая становится культовой для всей нации. Миллионы американцев читают ее в высшей школе; простая, и в то же время проникновенная, проза Стейнбека идеально подходит для школьного изучения, поэтому мы привыкли считать это произведение настоящей частичкой истинной американской культуры. История семьи Джоудов, вынужденных переезжать из разоренной Депрессией Оклахомы в Калифорнию, напоминает современную версию событий, когда первые путешественники открыли Запад в середине 19-го века.

Настоящий радикализм

Для того чтобы всерьез воспринять «Гроздья гнева», возможно, сначала необходимо осознать ее настоящий радикализм. Стейнбек задумывал свою книгу как некий взрыв, способный смести американский капитализм. Он в любом виде отрицает капиталистические отношения, так же как и сельскохозяйственное производство, поставленное на механизированную реализацию: кратко говоря, он не принимал всю экономическую систему Америки в 20-ом веке. Наоборот, он предпочитал возврат к системе мелкого и среднего фермерства с использованием пусть и несколько устарелых, но своих собственных, не арендованных, инструментов. Это, своего рода, традиционная Американская мечта: идея Джефферсона о том, что мелкое фермерство является основой демократии.

В то же время такая система является толчком для социализма, хоть и устарелого, но достаточного для создания условий, в которых маленькие группы бедных людей способны достойно существовать.

В одночасье «Гроздья гнева» — это очень эффективный, но скучный роман. С первых страниц Стейнбек дает понять, что он не рассказывает заурядную историю, он творит современный эпос, в котором Джоуды — символ всех жертв времен Депрессии. Его проза умело сочетает в себе плоскую структуру и сухой дескриптивизм в стиле Эрнеста Хемингуэя, делая особый акцент на упадок Библии, а все повествование звучит как голос самого обычного человека:

«Люди вышли из своих домов, вдохнули горячий жгучий воздух и прикрыли носы. Следом вышли дети из домов, но они не стали бегать и громко кричать, как обычно поступали после дождя. … Мужчины молчали и не двигались. Женщины вышли из домов и стали поодаль мужчин, ожидая, что скажут мужчины».

Каждая следующая глава произведения ведется от третьего лица, тем самым превращая группу индивидуальностей в «людей», некого коллективного персонажа великой борьбы. Это борьба фермеров, вынужденных покинуть свои земли из-за засухи: в 1930-е годы на их владения обрушился земельный кризис, и испещренные эрозией обширные американские степи стали непригодны к обработке. Таким образом, Стейнбек в лице Джоудов описывает не единичный случай, а коллективный, охвативший сотни и тысячи таких же семей.

Знаковые персонажи

Превращая Джоудов в некий собирательный образ, Стейнбек лишает их определенной глубины. «Гроздья гнева» это, наверное, самый ярчайший пример произведения, посвященного социальному реализму, который когда-либо выходил из под пера американских писателей; в определенной степени наблюдается подражание советскому стилю: открытая назидательная история, в которой обычный рабочий класс выступает в роли знакового персонажа. Но это не значит, что у них нет никаких изъянов. Мы наблюдаем за Томом Джоудом, главным персонажем, едва вышедшем из тюрьмы за убийство мужчины в пьяной драке.

Но по шкале моральных ценностей романа такое убийство не является серьезным преступлением. Наоборот, Том постоянно утверждает, что он был спровоцирован на такое действие, и поступил бы также еще раз, если бы понадобилось, и, судя по всему, Стейнбек одобряет такую мужественную беспечность. В итоге, одним из результатов обнищания моральных устоев является тот факт, что убийство не является каким-то серьезным происшествием; это всего лишь обычный случай, произошедший по вине пьянства и злобы.

С другой стороны, убийство Джима Кейси — проповедника и друга Тома — это зло в ярчайшем проявлени. Кейси — настоящий мученик для бедных, и Стейнбек преподносит его смерть как распятие Христа: «Вы не знаете, что творите», говорит Кейси своему убийце перед смертельным ударом. (К тому же, инициалы Кейси латиницей J. C. служат явным примером символизма Стейнбека).

Стейнбек определенно преуспевает в создании знаковых персонажей: мы никогда не забудем силу Тома Джоуда, стойкость его матери и смирение Джима Кейси. Но такие образы имеют всего одну сторону, которая никогда не меняется; пробираясь сквозь 600 страниц, роман начинают даже надоедать, потому что ни один из персонажей не сталкивается с внутренними терзаниями. Голод, нищета, засуха и наводнение преследуют людей на каждом шагу, но ни один из Джоудов не поддавался таким человеческим слабостям, как эгоизм, алчность, злость, т.д.

В то время как Оки (так звались эмигранты из южных штатов) собираются в чистом, безопасном и управляемом лагере, им тут же удается создать миролюбивое общество вокруг себя. Бедность очистила их от эгоцентричности, свойственной работникам автомастерской, банкирам и полицейским, которые встречались на протяжении всей книги.

Апокалипсическое сражение

Даже в наши дни «Гроздья гнева» звучит как призыв взять оружие в руки. Стейнбеку удалось создать образ Депрессии как определенного кризиса, при котором продовольствие производилось в избытке, но оно было обречено сгнить, лишь бы не достаться нуждающимся. Такая картина полностью обличала несостоятельность американской системы тех лет. Однако Стейнбек не видит другой причины кризиса, кроме человеческой жадности, поэтому он не смог направить в правильное русло поток бурливших в нем эмоций. Таким образом, его роман становится лишь источником самоутешения: читателю остается сочувствовать судьбе Джоудов и внимательно следить за перипетиями их сопротивления.

Кризис наших времен не способствовал появлению книг хоть сколько-нибудь равных «Гроздьям гнева», но мы можем расценить это и как позитивный знак. Может быть, такой результат возможен, когда политики полностью теряют чувство реальности, как это произошло во времена Стейнбека, и началось апокалипсическое сражение добра со злом.

Ссылка на оригинал