Альваро де Лаиглесия — испанский писатель-сатирик. Публиковал юмористические рассказы в газете La Ametralladora. Также был знаменит благодаря своим сценариям для театральных постановок и испанского телевидения. Предлагаю для прочтения перевод рассказа Альваро де Лаиглесия «30 секунд жизни».

Распорядок всегда оставался неизменным: у окошка с надписью «Касса» клиенты предоставляли пронумерованный лист бумаги, полученный после демонстрации талона, а кассир выдавал деньги. Кинув быстрый взгляд на интерьер банка, кассир проверил маленькую корзинку с талонами справа от себя.
— Восемь тясяч песет, — озвучивал кассир, сверяя талон с номером на бумаге. И доставал деньги из ящика с разными отсеками, в котором были купюры номиналом в тысячу песет и монетки по 10 сентимов.
— Спасибо, — слышал он в ответ от клиента, который уже прятал полученное.
— Хорошего дня, — прощался кассир.
Работа была монотонной и однотипной, но совсем не требовательной. Отделение Регионального Банка считалось маленьким, поэтому поток из клиентов никогда не был больше пары человек.
Именно такая работа идеально подходила Кандидо Бенитесу, кассиру без амбиций. Много лет прошло с тех пор, как он сел в клетку с позолоченной решеткой, которая охраняла «Кассу». Его оклад также не был велик, хотя ему вполне хватало для содержания такой же семьи без перспектив, которая состояла из двух женщин и сына.
Во избежание возможных заблуждений спешу сообщить, что одна из этих женщин была его женой, а вторая – тещей. Человеку, не одаренному уверенностью и силой воли, а Канидо был как раз из таких, очень трудно противиться некоторым обстоятельствам, таким, например, как сожительство с порой досаждающими родственниками. Но взамен отсутствия силы воли Кандидо был наделен бесконечным терпением, поэтому ему удавалось с улыбкой справляться с этим семейный бременем.
В целом, кассир Бенитес был одним из тех, кого с некоторым презрением называют «неплохим человеком». К тому же он был одним из тех круглолицых простаков, к которым мало кто относится серьезно.

***

В тот рабочий день, как и в любой другой, Кандидо Бенитес находился на своем рабочем месте.
Была среда, а в этот период такие дни были самыми тихими и спокойными. Перед «Кассой» стояла очередь (если это можно было назвать очередью) из трех человек.
Первый клиент из очереди предъявил лист бумаги с номером, и кассир нашел его чек в корзинке.
— Две тысячи триста пятьдесят, — озвучил сумму.
Потом достал из ящика две купюры зеленого цвета, три – коричневого и одну монету.
— Спасибо, — сказал клиент, собирая деньги.
— Хорошего дня, — попрощался кассир.
Следующей в очереди была девушка. Совсем еще юная, с макияжем и без обручального кольца. Кандидо уже видел ее раньше, она не первый раз приходила в банк. Никто из клиентов не мог пройти мимо, не задержав на ней свой взгляд, и каждый находил в ней что-то идеальное. Но Кандидо не любил вмешиваться в дела других.
Он взял номерок, который протягивала ему девушка, и нашел соответствующий талон.
— Пятнадцать тысяч песет, — громко проговорил, думая про себя: «Недешевое дельце, я бы ей не дал больше трех тысяч. Уж точно не больше».
Отсчитал три свертка по пять купюр каждый и вручил девушке.
— Спасибо.
— Хорошего дня.
Следующим был старик. Ожидая очереди, он спрятал номерок в кармане, и, подойдя к окну, стал судорожно искать его.
— Извините меня, — попросил прощения старик, пока искал номерок.
— Ничего страшного, — ответил кассир.
— Вот, возьмите, — приободрился старик.
— Мне очень жаль, но этот не подходит, — ответил Кандидо и вернул номерок старику.
— Неужели? – удивился старик, изучая бумажку. – И правда.
Старик озадаченно спрятал клочок бумаги. Дело в том, что этот листок был одного размера с банковским номерком, а на самом деле оказался входным билетом в театр.
Старик был последним в очереди; но пока он копался в своих карманах, в банк вошли двое новых клиентов.
— Вот, держите, — наконец произнес старик, слегка замешкавшись, перед тем, как вручил номерок кассиру.
— Двести песет, — прочитал кассир, думая про себя: «Столько шума ради жалких денег. За эти деньги бедный старик сможет разве что пару раз сходить в театр».
— Спасибо, — ответил старик, пряча жалкие две бумажки.
— Хорошего дня, — попрощался кассир.
Следующий молодой человек не заставил долго ждать и сразу протянул приготовленный номерок.
— Семнадцать тысяч пятьсот, — по привычке произнес Бенитес. Потом, следуя обычному сценарию, они обменялись любезностями:
— Спасибо.
— Хорошего дня.
Следующим был тучный мужчина в темном пальто. На голову водрузил шляпу, которая оттеняла половину лица. Он протянул листок с номером кассиру, полностью закрыв окошко кассы своим огромным телом.
Кандидо Бенитес несколько удивился, едва увидев протянутый листок. Он был значительно больше всех обычных талонов для выплат. Но еще больше его удивил размашистый почерк, который гласил следующее:
«Я нацелил на тебя пистолет. Я тебя убью, если не наполнишь эту сумку крупными деньгами. У тебя есть всего тридцать секунд. Я выстрелю, если ты закричишь или попробуешь поднять тревогу.»

Пока кассир читал записку, бандит, видимо решил подтвердить всю серьезность своих намерений и положил руку с пистолетом на окошко. Дуло пистолета угрожающе уставилось прямо в грудь кассира.
— Тридцать секунд, — процедил бандит сквозь зубы.
Бенитес сначала посмотрел в лицо преступнику, потом перевел взгляд на пистолет и понял, что этот человек не был из тех, кто бросается словами на ветер.
«Он меня убьет, если я ему не повинуюсь, — начал думать Кандидо в следующие тридцать секунд, которые показались бесконечными часами. – Пистолет явно настоящий, а указательный палец крепко упирается в курок. Здесь и думать нечего, он настоящий убийца.
Я бы мог левой ногой дотянуться до сигнала тревоги, но это меня точно не спасет от смертельного выстрела в сердце. Да и с такой близкой дистанции он едва ли сможет промахнуться. Лучшим вариантом будет наполнить сумку как можно быстрее.
У меня дрожат руки, но я обязан успокоится, чтобы не совершить какое-нибудь глупое движение. Он тоже боится и не стоит сомневаться, что он тут же выстрелит, если расценит любое мое движение как нежелание подчиниться.
Начну наполнять сумку. Здесь больше полумиллиона купюрами по одной тысяче. Наверняка ему этого хватит. Что еще я могу сделать? В конце концов, я же не первый кассир, который подвергается нападению грабителя и отдает ему деньги. К тому же, в мои обязанности не входит умирать, героически защищая интересы банка. Мне ведь не за это платят…

Моя жена говорила мне множество раз:
— Не могу понять, почему тебе не платят больше за столь важную работу, которую ты исполняешь. Почему за то, что ты ежедневно управляешься миллионами, в итоге получаешь какие-то крупицы. Это возмутило бы любого. Кого угодно, но только не тебя, ты ведь не осмелишься сказать директору в лицо то, что думаешь.
— Я не осмеливаюсь лишь потому, что всегда пытаюсь действовать предусмотрительно, — отвечал я в свою защиту.
— Ну и как это понимать?
— А вот так. Как только я заикнусь директору о повышении, он тут же выставит меня на улицу.
— Ты так считаешь, потому что ты слабохарактерный, — порицала меня моя жена.
— Я уже неоднократно тебе объяснял, — пытался я ответить как можно спокойнее, — что зарплаты банковских сотрудников не зависят от директоров. Их устанавливает Генеральное Управление банка и биржы.
— С меня хватит этих отговорок. Где ты видел, чтобы в этой стране по достоинству оценивали труд таких работников, как ты? А ведь всем остальным платят в разы больше.
— Да, Жозефа, но только на бирже…
— На бирже, как и в любом другом месте, есть те, кто требует больше. Например, твой друг Сельсо работает вместе с тобой и получает почти вдвое больше.
— Дело в том, что Сельсо работает управляющим всего филиала.
— А ты работаешь кассиром, — обрывает мою фразу Жозефа.
— На самом деле я не кассир, — пытаюсь объяснить, — я всего лишь сотрудник, который находится за кассой.
— Это одно и тоже, — заключает Жозефа, не желая углубляться в распределение обязанностей банковских сотрудников. – Ты работаешь на кассе, а это намного важнее, чем сидеть в офисе.

На этом этапе спора я замолкаю, потому что глубоко внутри согласен с тем, что кассиры намного важнее любых офисных работников. Обязанности Сельсо совсем не сопоставимы с ответственностью на моей должности. Все что от него требуется, это поставить пару подписей. А через мои руки проходят деньги в неисчислимом количестве, поэтому я рискую вдвойне. Например вот как сейчас! А вдруг этот преступник сейчас сильно нервничает и случайно нажмет на курок!.. Одна лишь мысль об этом ужасно страшит меня… Лучше наполню сумку как можно быстре и пусть он проваливает скорее и оставит меня в покое. Не могу больше смотреть на уставившееся на меня дуло пистолета. И почему именно я должен играть роль героя?
— А твой шурин Хулиан, — вспоминала в один день теща, когда мы всей семьей сидели за обеденным столом, — был награжден медалью за военные заслуги.
— Потому что он был на войне, а я – нет, — отвечаю.
— Ты хочешь сказать, что если бы ты тоже был на войне, обязательно получил бы медаль? – переспросила теща с некой долей иронии.
— Я всего лишь говорю, что я не мог получить подобную медаль, потому что вообще не был на войне.
— Пап, а почему ты не был на войне? – спросил меня Пакито.
— Я хотел пойти на войну, сынок, но меня не взяли.
— Пап, а почему тебя не взяли?
— Меня признали непригодным. Я даже не знаю почему!
— Конечно знаешь, — вмешалась жена.
— Есть вещи, которые ребенку не следует знать, — начинаю расуждать.
— Нет никаких причин скрывать это, — продолжает настаивать жена, — в конце концов в этом нет твоей вины.
— В чем нет твоей вины? – спрашивает Пакито с любопытством.
И его мать отвечает:
— Его не взяли из-за плоскостопия.
— Ого, — изумленно восклицает Пакито и начинает заглядывать под мои ботинки. – Пап, у тебя правда плоскостопие?
— Да, — пришлось мне признать, — и это доставляет много неудобств. А теперь сядь ровно и продолжай обедать.
— Мне просто хотелось посмотреть, — обиженно произнес сын. – Я никогда не видел человека с плоскостопием.
— В обуви этого не увидеть. – начинаю объяснять я сыну, — К тому же это довольно распространенный дефект и у многих бывает плоскостопие.
— У слишком многих, — добавила теща с ноткой презрения в голосе.
— Что вы хотите этим сказать? – удивляюсь я.
— То, что многие ссылаются на плоскостопие, а на самом деле полностью здоровы.
— Правильно я понимаю, что вы упрекаете меня в том, что я симулировал плоскостопие, лишь бы не идти на фронт?
— Боже упаси, конечно же нет, — открестилась бабушка моего сына. – Но многие пошли воевать даже с более серьезными болячками. Хулиан, например, страдал от кишечной язвы.
— Кишечную язву нельзя опознать при простом осмотре, а плоскостопие – вполне. Вот поэтому Хулиана взяли, а меня – нет.
— Но Хулиан мог бы пожаловаться на язву, — настаивала теща, — но не стал этого делать.
— Все зависит от характера, ма, — вмешалась жена. – Поэтому не стоит сравнивать моего брата с моим мужем.
— Что ты имеешь в виду? – удивленно смотрю на Жозефу.
— Ну ты же знаешь, Хулиан всегда был воинственным, а ты другой, ты миролюбивый в душе.
— Излишне миролюбивый, — заметила теща. – Настолько, что даже боишься постоять за себя и добиться повышения.
— Я уже рассказывал Жозефе, что это бессмысленно. А я не хочу заниматься бессмысленными делами.
— Ты вообще ничего не хочешь, -добавила жена. – Ты даже ничего не делаешь. А вот мой брат…
— Ты опять будешь мне рассказывать про его военные подвиги?
— Не только военные, но и в мирной жизни тоже. Хулиан всегда борется, чтобы выбить себе лучшее место под солнцем и у него всегда получается добиваться желаемого: у него есть свой дом с садом, две машины, а денег столько, что даже правнукам хватит.
— Ему повезло больше, чем мне, — заключаю я.
— Как это повезло? – протестует теща. – Он всего достиг сам, борясь и сопротивляясь как настоящий боец.
— Удача улыбается сильнейшим, — подвела итог Жозефа.
— Подходящее выражение, — отвечаю несколько иронично.
— Смейся сколько хочешь, но это чистая правда. Робкие люди всегда остаются посредственными.
— Что значит робкий? – спрашивает Пакито.
— Это значит трус, — уверенно отвечает теща.
— Не преувеличивай, ма.
— А разве это не трусость все время высовываться из окошка и считать чужие деньги? – настаивала женщина.
— Сделайте одолжение, не говорите такое при ребенке, — говорю уже с серьезным видом.
— Мой папа не трус, — всхлипывает Пакито.
— Конечно нет, сынок, — успокаевает его мать. – Никто не говорит этого.
— Бабушка это сказала, — продолжает причитать Пакито.
— Бабушка говорила в общем и не имела в виду твоего отца, — сказала жена, пытаясь успокоить сына. – Правда же, ма?
— Правда, — нехотя пробурчала теща.
— Видишь, к чему приводят все эти разговоры за столом, — уже я начинаю бурчать.
— Не я подняла эту тему, — пожала плечами жена.
— Эта тема всегда заканчивается тем, что твоя мать хвалится твоим братом, — продолжаю бурчать.
— Если бы у папы не было плоскостопия, у него было бы столько же медалей, сколько у дяди Хулиана.

Услышав эти слова из уст моего сына у меня стал ком в горле. Такой плотный ком, что я не мог проглотить еду несколько минут. Так сильно меня поразила та наивность и спонтанность, с которой мой сын принялся защищать меня. Насколько же приятно осознавать, что для сына я являюсь настоящим героем, пусть моя нога и не ступала по полям сражений. К сожалению, героем я был только для моего сына, потому что с героизмом у меня не было вообще ничего общего.
Как бы там ни было, Жозефа и ее мать правы: я очень робкий человек, а это верный путь по направлению к трусости. К тому же, когда они узнают, что я позволил себя ограбить, не оказав никакого сопротивления…
А что я могу поделать? При малейшем подозрительном движении он всадит в меня пулю. Примерно так же стреляли в Хулиана на войне. Именно за это его и наградили медалью. За то, что он продолжал сражаться, не замечая застрявшей в теле пули.
Чертов Хулиан! Как же ему везет все время, ведь пуля его не прикончила, а теперь его подвигами вечно попрекают меня. Надуманная храбрость отца – вот все, что остается защищать моему сыну.
Я бы сейчас тоже мог рискнуть жизнью и стать героем, как Хулиан. И тогда доказал бы всем, что могу быть храбрым, не смотря на мое плоскостопие. Но риск слишком велик и я могу остаться ни с чем. Но без сомнения…»
— Пошевеливайся! – проговорил грабитель грубым голосом. – 30 секунд истекли. Давай сюда сумку.
Кассир поднял сумку, доверху наполненную купюрами. Но не стал протягивать ее грабителю, а отставил ее в сторону. В то же время ногой нажал кнопку тревоги и громко закричал:
— Грабитель! Грабиииитель!
Испуганный такой реакцией грабитель не долго думая нажал на курок. Перед тем, как потерять сознание, Кандидо Бенитес почувствовал жгучую боль в груди.
***
Несколько дней спустя Кандидо Бенитес смог приоткрыть один глаз. И тут же открыл второй. Перед собой он увидел белую и гладкую плоскость.
«Должно быть я уже на небесах», — подумал он.
Но все оказалось гораздо прозаичнее. Он оказался в больнице, где несколько дней сражался со смертью. И победил.
— Где я? – спросил Кандидо, не утруждаясь придумать более оригинальный вопрос.
Сквозь туман он увидел улыбающееся лицо Жозефы, которая ответила ему:
— Ты жив, любовь моя. Ты в больнице, помнишь? После выстрела грабителя. Только не говори, молчи, врачи запретили тебе разговаривать. Здесь много врачей, понимаешь? Каждый осматривает тебя. И все это за счет банка, они так гордятся тобой. И я горжусь. И все гордятся…
Все газеты пишут об ограблении. Они возьмут у тебя интервью, когда ты достаточно окрепнешь, чтобы отвечать на их вопросы. Все говорят, что только настоящий герой мог решиться на такой поступок.
Настоящий герой, слышишь? Только ты не двигайся и не шевелись. Очень много времени ни один кассир не решался на такой поступок, чтобы помешать ограблению.
А ты не просто помешал ограблению, но и помог поймать преступника. А ведь целую неделю ты был на грани смерти.
Ты даже не можешь себе представить, как мне тяжело приходилось, как я все это время переживала и места себе не находила. Дни и ночи я сидела у твоей кровати, без сна и еды… Только этой ночью, когда врачи сказали, что твоей жизни уже ничего не угрожает, я смогла съесть половину цыпленка. А до этой ночи не ела ничего. Я приняла всех людей, которые приходили утешить меня и спросить о твоем здоровье. Это был настоящий проходной двор. Кроме членов семьи приходили очень важные люди. Даже сам мэр спрашивал о твоем состоянии!
А знаешь кто приходил на следующий день, как тебя поместили в больницу? Генеральный директор банка. Лично! Такой приятный и элегантный человек. Он так хорошо о тебе отзывался, что у меня даже слезы выступили. А еще он дал мне понять, что как только ты поправишься, банк наградит тебя премией за твой героизм.
Еще приходил твой друг Сельсо. Он слышал, что тебе обещают повышение. Что тебя переведут в главное отделение на высокую должность. Меня это даже не удивляет. Ну посуди сам, кому еще может доверить банк свои деньги, как не тебе.
Мой брат Хулиан считает, что тебе обязаны вручить медаль. Он сказал, что намного легче быть героем на поле боя, чем в разгар мира.
А если тебе и не дадут медаль, то вознаграждение обязательно вручат. И мы сможем жить в собственном доме, о котором всегда мечтали. Особенно моя мама, которая особенно переживала о тебе. Она молилась за тебя все время. Она молилась с такой преданностью, что ты стал поправляться очень быстро.
Кандидо Бенитес, забыв о запрете врачей, прервал ее монолог и тихо спросил:
— А … Пакито?
— Он в школе, — ответила жена, — очень горд тем, что у него такой храбрый отец. Он всем рассказывает о твоем подвиге. Ты даже представить себе не можешь, какой он довольный ходит.
— Еще как могу, — улыбнувшись проговорил Кандидо.